В ту минуту, сдержанно принимая его поздравления, я уже жалел о том, что поторопился выйти на связь. Поэтому от души поблагодарил ретивого инспектора, но от немедленной встречи вежливо уклонился.
— Возникли кое-какие… нюансы. И мне необходимо их прояснить в личной беседе с госпожой Надежиной, — пояснил я.
— Костя, не дурите. Она весьма опасна, — предупредила меня трубка моего старенького и оттого особенно любимого телефона.
— Я всегда вооружен, — героическим тоном пробасил я, — но суть не в этом. Кажется, госпожа Надежина обладает некими сведениями, которые, полагаю, весьма заинтересуют мое информагентство. Поэтому в настоящий момент я как раз беру у нее… интервью. Я же все-таки не какой-нибудь там новостник, а спецкор. Аналитик!
Это ему уже совсем не понравилось, в особенности последнее слово. Инспектор призадумался, и наконец холодно процедил:
— Сообщите хотя бы, где находитесь. И держите ее под прицелом всего, что у вас есть… Костя, слышите?
Динамик моего телефона достаточно громкий. Анна иронически хмыкнула.
Где находились мы с моей беглянкой, я совершенно не представлял. Я же не гид-экстремал, экскурсий по задворкам руженской столицы не вожу!
То же самое, насчет гида, я и намекнул Сазонову. После чего вероломно прервал связь и с величайшим интересом уставился на Анну.
Диваны в ее берлоге, затерянной среди квартала художников и поэтов, были чертовски комфортными, и я чувствовал себя вполне полноценным бароном. Если не считать того, что я был перед этой странной особой как на ладони, чуть ли не голеньким.
Признаюсь, несколько раз в жизни мне снились сны, в которых я абсолютно без штанов, босиком пробирался к своему дому через весь город.
Говорят, такой сон посещает исключительно натуры тонкие, ранимые, подверженные утонченным душевным переживаниям. Но хотя в том сне я испытывал почти животный ужас от абсолютного эффекта правдоподобности — даже кожа покрывалась от утреннего холода пупырышками, — сейчас гусиная кожа проступила поверх моего «Я» абсолютно реально.
Шутка ли, разговаривать с человеком, который читает твои мысли?
— За четыре года неустанных поисков мне удалось добыть отдельные снимки и куцые фрагменты раскадровки, — негромко продолжила она. — Их сделали операторы госкомиссии. Вот тут, надо думать, была спешка. Члены комиссии примчались на Беллону из Москвы, точно вороны на мертвечину… Да, собственно, так оно и было. На Беллоне нашлись одни трупы. Девять человек, которые к тому времени уже давно насквозь промерзли.
Я скорчил постную мину, изображая участие, и тупо смотрел, как на планшете ползут равнодушные цифры счетчика хронометража. Хотя вряд ли стоило притворяться: перед долгими веками забвения бессильна сама история, чего уж говорить о простой, дежурной вежливости?
— Послушайте, — вздохнул я, — почему вы открылись мне, незнакомому человеку? Зачем все это рассказываете, Анна?
— Тайна!
— Ой, да перестаньте уже!
Тон у меня, наверное, был точь-в-точь как у следователя. Я сам себе был противен, но нужно было разобраться во всем, а значит, хвататься за единственную зацепку.
— Все очень просто, — пожала она узкими, покатыми плечиками. — У вас в голове, Костя, на дальнем уровне подсознания постоянно крутится слово «Звезда». И еще некоторые слова и образы, которые мне, представьте, очень даже знакомы.
— А что крутится на переднем? — Не выдержав, огрызнулся я. Терпеть не могу, когда женщина задает тон, а ее еще при этом приходится интервьюировать.
— Там очень странное, — вздохнула она. — Вы постоянно мысленно твердите одну и ту же фразу.
— Какую?
— Всего два слова, — ответила она, глядя на меня теперь уже с откровенным любопытством. — «Вперед, капитан!»
В мое десятое лето детства нас, пятерых закадычных приятелей по нашему родному жилкомплексу, девятым валом окатило увлечение романами Дюма.
Мы играли в мушкетеров яростно, страстно, самозабвенно фехтуя рейками с соседней стройплощадки и назначая друг другу дуэли в самых потаенных уголках тенистого городского парка имени Покорителей Космоса. Роли были распределены и закреплены окончательно и бесповоротно в самый первый день нашей «дюманиады».
Я с самого начала претендовал на Атоса. И, чтобы быть достойным его имени, благородно предложил товарищам выбирать первыми.
К моему огромному изумлению и разочарованию эту жертву никто не оценил. Вся четверка основных мушкетеров, включая жовиального Портоса, доставшегося худенькому и болезненному Артурчику, была мгновенно расхватана.
— Забито, — деловито констатировал Генка, первым застолбивший за собой д'Артаньяна, после чего вся четверка с любопытством уставилась на меня.
Нужно было срочно сохранить лицо, и я, с минуту поразмыслив, выбрал себе роль де Тревиля.
Так я сразу стал капитаном королевских мушкетеров! Получил должность, до которой коварному Генке было еще пилить и пилить, карабкаясь по служебной лестнице из самых нижних чинов! И все четверо тотчас угодили в мое подчинение!
С тех пор за мной во дворе прочно закрепилась кличка Капитан. И, уже будучи взрослым, попадая впросак или садясь всем корпусом на жизненную мель, я всегда мысленно цедил сквозь зубы: «Давай, капитан! За тобой мушкетеры!»
Когда-то я рассказал об этом Нелли. Сдуру.
— Вот видишь, — притворно пригрозила она пальчиком, — оказывается, ты всегда в душе был карьеристом. Ума не приложу, и чего ты прозябаешь в этом вашем «Русском аргументе»?!