Три капитана - Страница 21

Разумеется, Галина Борисовна помогла дочери собрать весьма приличное досье по их фамильной линии вплоть до девятого колена — дальше ствол генеалогического дерева раздваивался и пускал отдельные побеги, во многом далекие от основного, станового хребта рода Надежиных и их ближайших родственников — Дмитриевых. Гординых, Моряковых и Яновских.

Галина Борисовна сама рассказала что знала об отцовских родителях, знатной строительной династии, построивших не один город на далеких планетах, на ВТОНах — Внеземных Территориях Объединенных Наций.

И теперь Аня знала, что на этих самых ВТОНах верой и правдой служат людям жилые дома, заводские корпуса и магазины, возведенные папиными родителями — и на Кларе, и на Екатерине, и на Грозном. А больше всего — в Громове, столице близкой (по галактическим меркам) Ружены.

Галина Борисовна в душе догадывалась, что столь неожиданный и острый интерес, вдруг вспыхнувший в душе дочери, был всего лишь проекцией грусти по отцу, слишком редко бывавшем дома. Анна росла и всё сильнее нуждалась в нем, его присутствии в доме, возможности поведать ему свои первые девичьи секреты, потому что дочь у Надежиных, как это нередко бывает в семьях военных, была абсолютно «папина», и с годами тянулась к отцу всё сильнее.

Но в собранных матерью справках и биографических анкетах не было того Надежина, которого искала Аня. И однажды настал момент, когда загадочная история двух пропавших звездолетов, о которых кроме мамы, кажется, вообще никто не знал в целом свете, полностью захватила девочку, овладев всеми ее мыслями. Как волна, которая во время шторма на красноморском курорте Эль-Кусейр когда-то захлестнула девочку с головой и потащила за собой прямо в открытое море.

К тому времени она придумала себе новое, секретное имя — Тайна. Тайна Надежина звучало вполне интригующе, вот только было обидно до слез, что этим секретом ни с кем нельзя поделиться.

Школьные учителя истории и астрономии при упоминании имени звездного капитана Надежина лишь пожимали плечами, а на вопросы о звездолетах «Восход» и «Звезда» разве что не крутили пальцем у виска. Потому что в большинстве своем были взрослыми и воспитанными людьми, спокойно воспринимающими россказни тихой, задумчивой девочки с зелеными глазами, на дне которых слабыми огоньками мелькали отсветы мечтательной и романтичной души.

И тогда Тайна — теперь она иначе себя уже не звала — решилась спросить у матери напрямую. Хотя момент, возможно, был выбран неудачно — Галина Борисовна со стоическим видом битый час раскладывала на широченном столе электронные карточки, высыпанные из трех длинных узких ящиков с литерами первых букв алфавита.

— Мам! Почему я никогда ничего не слышала от вас с папой о нашем предке, капитане Петре Надежине? Он ведь летал на «Звезде», правда?

И поскольку мать все еще смотрела на нее тусклым, ничего не выражающим взглядом, видимо, погруженная мыслями в свою текущую работу, Тайна в нетерпении, страшно волнуясь, добавила:

— Ведь этот капитан, он по правде тоже мой дедушка, так? Только совсем уж пра-пра-пра-пра…

Тут Тайна запнулась, не зная в точности, сколько этих самых «пра-пра-пра» в действительности должно отделять ее от капитана Надежина.

Галина Борисовна ничего не ответила.

Пару минут она молча смотрела на дочь поверх очков — изящных, в тонкой золотой оправе, предмете воздыханий Тайны, ради которого она готова была даже привить себе близорукость, а еще лучше — дальнозоркость, чтобы удобнее было смотреть по ночам на звездное небо. И лишь потом мать резко встала из-за стола.

Она быстро прошла мимо ошеломленной дочери из кабинета в вестибюль архивного отдела и резко свернула в узкий коридорчик, ведущий к служебному выходу. Рванула дверь, за которой лежал крохотный дворик, излюбленное место перекура молодых архивариусов с погонами мичманов на широченных, налитых силой плечах. И задохнулась яростным октябрьским ветром.

В тот год ветры дули весь октябрь напролет, непривычно холодные, даже морозные. Но сейчас Галина Борисовна не чувствовала их студеных дуновений, не замечала ледяного воздушного скраба, покалывающего колючками ее усталое лицо с глазами, порядком воспаленными от двухдневной классификации и срочной сборки уставного архива для Главдальразведки. Минуту назад ее собственная дочь, милая и взбалмошная Анька, спросила ее о том, кого никогда не было на свете.

Во всяком случае, так считали ее управление, непосредственный шеф и даже родной муж.

Петра Надежина и его корабля «Звезда» не существовало! Это была химера, миф, пустые бредни редких космоэзотериков-любителей из московского якобы исторического общества «Факт», с которыми уже давно следует провести воспитательно-разъяснительную работу о недопущении впредь распространения всяческих измышлений, не подтвержденных ни свидетельски, ни документально, ни тем паче аудиовизуальными материалами…

Ситуация была одновременно и проста, и чрезвычайна до невероятности.

Ее дочь, самая обычная девчонка, хотя уже и не по годам серьезная, ее Анька нигде в целом мире не могла узнать или услышать ровным счетом ничего о капитане Петре Надежине.

Разве что от Смагиных или, упаси Боже, Сазоновых.

Но из ныне здравствующих потомков того Смагина ей был известен разве что Федор, совсем еще молодой, но уже удачливый предприниматель, кажется, делающий себе карьеру на каких-то услугах связи. Но она была уверена, что Федор ну никак с Анькой не пересекался…. «А о семье Сазоновых я и думать не хочу, — поджала губы Галина Борисовна. — Вот их для меня точно не существует и впредь существовать не может!»